Не будет преувеличением, если сказать, что сегодня весь мир устремил свой взор к Синьцзяну. Впрочем, это объясняется двумя обстоятельствами.
Во-первых, Синьцзян является центром, объединяющим Восток с Западом в обновленном проекте Великого шелкового пути – «Один пояс, один путь», и крупным центром логистики. Продукция, выпускаемая в развитых китайских провинциях и крупных экономических центрах, – Шеньчжене, Гуанчжоу, Шанхае, Циндао, Нанкине, Пекине, транспортируется в Россию, страны Европы, Северо-Западной Азии именно через территорию Синьцзян, вернее, через города автономного района, как Урумчи, Хоргос, Кашкар, Хотан.
Неслучайно правительство Китая приняло специальные программы, в рамках которых, за счет средств центральной казны, создало в Синьцзяне множество центров логистики. Здесь построены железные дороги со скоростными поездами, аэропорты, создана вся необходимая инфраструктура.
В частности, согласно Государственной программе экономического развития Синьцзяна, построены и строятся десятки предприятий, использующих новейшие технологии. Одновременно в учебных заведениях системы высшего образования открыли направления, готовящие специалистов для работы в этих предприятиях. С Востока страны в Синьцзян переселяют десятки тысяч узких специалистов, для которых построено бесчисленное количество 30-50 этажных домов. В то же время молодежь Синьцзяна отправляется на учебу в вузы на китайском Востоке, причем на грантовой основе.
Волею судьбы я неоднократно бывал в Синьцзяне, а также в таких его округах и городах, как Урумчи, Гульджа, Хотан, Кашкар, Карамай, Атуш, Кызыл-Суу, Ак-Суу… Хотелось бы особо подчеркнуть, что за последние три года они изменились до неузнаваемости. Небоскребы, современные предприятия, выпускающие ориентированную на экспорт продукцию, клиники, медицинские центры, городки для малообеспеченных семей с так называемыми социальными домами, фруктовые сады, разбитые на месте барханов, зоны отдыха с искусственными озерами…
Сегодня завод в Синьцзяне, специализирующийся на выработке электроэнергии из природной (ветряной) энергии занимает одно из первых мест в мире. А машиностроительная промышленность в области производства технологического оборудования для переработки хлопковолокна, давно достигла уровня Турции, Швейцарии и даже Германии (кстати, 50 процентов своей продукции предприятие Xinjiang Jinsheng Group, с деятельностью которого нам довелось ознакомиться, то есть прядильные линии, как оказалось, изготовлялись по заказу Узбекистана).
Сегодня на лечение в Синьцзян, где целители практикуют народные способы лечения, приезжают пациенты со всех континентов мира. В Научно-исследовательском центре Синьцзяна совместно с учеными-селекционерами из стран Америки, Африки, Европы и Азии создаются новые сорта плодов, отличающиеся высокой урожайностью, быстрым ростом и легкой адаптацией к любым почвенным и климатическим условиям.
По итогам 2018 года, рост объема ВВП Синьцзяна составил 10,2 процента! Это вдвое выше общего показателя Китая. Немалое удивление вызвал Исламский институт в Урумчи – компьютерные классы, электронная библиотека, великолепная мечеть, украшенная в восточном стиле. Мударрисы (преподаватели медресе), получившие образование в университете Аль-Азхар в Каире…
На телевидении Урумчи и в 14 округах Синьцзяна работает 21 телеканал на уйгурском языке, на этом же языке вещает 5 радиоканалов. В административном центре Синьцзяна и в округах издаются газеты на уйгурском языке, основанном на арабской письменности. На уйгурском языке, основанном на национальной письменности, работает интернет-сайт.
В каком бы округе, городе или уезде вы ни оказались, в центре каждого из них вы непременно увидите соборную мечеть с минаретом. Таким образом, Синьцзян превращают в прочную и неотъемлемую часть не только всекитайской экономики, но и духовного единства государства.
Центральное правительство Китая проводит широкомасштабные реформы во всех сферах государственной и общественной жизни. Реформы предусматривают также и перевоспитание коренного населения – уйгуров.
«Не хотим, чтобы экстремистские взгляды привели к терроризму»
В период с 2006 по 2016 год в различных округах, городах и уездах Синьцзяна, где в основном проживают уйгуры, было совершено десятки террористических актов. Их жертвами стали сотни людей. Во время подрыва машин, зданий, подрыва самих себя, перестрелок, а также казни погибли невинные люди, безвременно распрощавшиеся с жизнью.
Осмотреть все экспозиции закрытого Музея терроризма в Синьцзяне до конца сможет не каждый. Тяжело и, прежде всего, в моральном плане. На фото и видео запечатлены кадры и события, рассказывающие об ужасах терроризма. Вот, один из террористов мучает повешенного за ноги мирного жителя. Сопротивляться он не мог – его руки были связаны за спину. Кровь хлынула изо рта и носа жертвы…
На другом видео можно увидеть расстрел людей, опустившихся на колени… Чтобы просмотреть эти видеосюжеты, нужна воля. По всей видимости, террористы гордятся своими деяниями и с удовольствием снимают друг друга на видео.
Терроризм – от латинского terror, означает боязнь, страх, ужас, насилие. Исполнители террористических актов стремятся к установлению политического строя, придав этому слову религиозное значение.
Здесь следует отметить, что терроризм существует не только в исламе и лишь среди мусульман, но и во всех других религиях и течениях. Терроризм в Синьцзяне представляет собой действия мусульман (это, в основном, уйгуры, хотя в их рядах были и казахи, и киргизы, и узбеки), направленные против ханов. Вот такие страшные события запечатлены на фотографиях и видеосюжетах, хранящихся в закрытом Музее терроризма в Урумчи.
Впрочем, что такое терроризм, знаю не понаслышке. Будучи корреспондентом телевидения, в 1999 году вел репортажи с боев в Баткене (Киргизстан), а в 2000 году – в горах Сарыасии и Узуна (Узбекистан). Знали бы вы, какие мужественные парни погибли от их кровожадных рук! Не могу забыть и брошенные на поле боя изуродованные трупы террористов, беспощадно осыпанные градом пуль с вертолета и уничтоженные из зенитных орудий. Что и сказать, это — вызывающие жалость и потрясение картины. Недаром музей в Урумчи имеет статус закрытого музея.
Мы, 27 журналистов – сотрудников крупных СМИ из 17 стран, в том числе из США, России, Канады, Франции, Италии, Турции, Албании, Саудовской Аравии, Японии, Малайзии, Индии, Пакистана, Австралии, Индонезии, по приглашению Канцелярии печати Центрального правительства Китая посетили Синьцзян для ознакомления с экономическими реформами в автономном районе и с деятельностью центров обучения и профессиональной подготовки. Посетили Урумчи, Кашгар, Ак-Суу, Хотан и другие округа и города. Нас сопровождали переводчики на английский, русский, турецкий, японский и другие языки.
— Можете свободно побеседовать с любым администратором или воспитуемым, — сказали нам. Впрочем, так и было. Наши американские и европейские коллеги записывали каждую беседу на телефон. Нам предоставили свободу действий в центрах, называемых западной печатью «тюрьмой», «лагерем», а теперь именуемом «жамлок», то есть «приемником». Наши китайские спутники не ограничивали нас ни во времени, ни в чем-либо еще. Мы беседовали с теми, с кем хотели и сколько хотели. Я отказался от услуг переводчика в силу близости узбекского и уйгурского языков и разговаривал с воспитуемыми сам, без посторонней помощи.
Итак, что собой представляет центр обучения и профессиональной подготовки?
Они, эти центры, напоминают школу-интернат. С четырех сторон центры обнесены забором (говорят, в прежнее время можно было увидеть и колючую проволоку). У ворот – охрана. На территории центра расположены общежитие, а также здания с залами для обучения, профессионального обучения, проведения мероприятий.
В комнатах общежития по 3-4 кровати в два яруса, стол и стулья для подготовки к урокам, платяной шкаф и санузел. В учебном корпусе – классные комнаты и библиотека, а в здании профессионального обучения расположены специализированные помещения (в них обучают 15 профессиям, в том числе мастера компьютера, парикмахера, садовода, работника гостиницы, повара…). Есть также столовая и актовый зал. Воспитуемые обучаются по четырем направлениям:
— государственный китайский язык;
— законодательство Китая;
— освобождение от радикальных идей;
— избранная профессия.
— Каждые три месяца воспитуемые сдают экзамены; тот, кто успешно сдаст все экзамены, отправляется домой, — говорит Робигул, руководитель Центра перевоспитания уезда Вен Су округа Ак-Суу. – Если воспитуемый успешно сдаст два экзамена, а остальные два провалит, то он продолжит учиться еще три месяца, после чего опять будет сдавать экзамены.
— И сколько времени занимает весь процесс перевоспитания? – спрашиваю Робигул.
— Все зависит от способностей воспитуемого. Одни сдают все экзамены после 9 месяцев обучения, другие – после полутора лет.
— Сколько всего таких центров в Синьцзяне и сколько людей там проходит перевоспитание?
Этот вопрос члену бюро организации коммунистической партии Синьцзян-Уйгурского Автономного района, руководителю Канцелярии печати СУАР Тянь Вен задавался неоднократно.
— Центры — постоянно действующие, — сказала она. – Лица, сдавшие экзамены, навсегда отпускаются домой. На их место могут прибыть новенькие. Поэтому я не могу назвать точную цифру.
Исходя из собственных наблюдений и бесед без переводчика, могу утверждать, что в каждом уезде Синьцзяна действует не менее одного такого центра.
— У нас 550 воспитуемых, — говорит Бувиойша, руководитель Центра обучения и профессиональной подготовки уезда Мои округа Хотан. – Иногда их численность увеличивается до 600-650 человек, иногда падает до 500.
В центрах, где нам довелось побывать, я получил именно такие цифры. Выходит, если в округе Хотан 7 уездов, то в действующих в них центрах находятся в среднем 3500 воспитуемых. Или возьмем округ Ак-Суу, где 8 уездов. Стало быть, в центрах округа перевоспитывается порядка 400-5000 человек.
В Синьцзяне с населением в 23 миллиона человек, 10 миллионов из которых составляют уйгуры, 14 округов, в центрах перевоспитания которых содержатся 60-80 тысяч человек. Разумеется, это мои личные расчеты, сделанные исходя из личных наблюдений. Как бы то ни было, все же трудно понять ситуацию, при которой в центрах перевоспитываются представители (подумать только!) 80 тысяч семей. Итак, по какой причине их доставили в центры перевоспитания?
В учебных классах, мастерских, общежитиях, в местах проведения мероприятий в свободное от учебы время, мне довелось побеседовать с воспитуемыми на их родном языке, без переводчика и свидетелей. Большинство разговоров я записал, поэтому приведу некоторые отрывки из этих бесед.
Абдукарим:
— Мне 36 лет. Сюда я прибыл 8 месяцев тому назад. Был лавочником. В последнее время я нервичал, кто-то задевал мои религиозные чувства, и я перестал обслуживать хан. Считал, что деньги, полученные от неверных, запрещены шариатом. На меня пожаловались. Я сам прибыл сюда. Жена, родители рады изменениям во мне. Раз в неделю бываю дома. Если что-то срочное, то мне звонят из дому. Оказалось, я не знал китайских законов. Теперь вот изучаю их.
Ойгузал:
— Мне 25. У меня ребенок четырех лет. Муж работает шофером. Я начала было читать намаз, как муж проинформировал об этом кадр («кадр» — так в народе называют специальный госорган. Он действует в каждом уезде). Со мной побеседовали, и я поняла свою ошибку. Сама попросилась в центр. Здесь я нахожусь год. Если сдам экзамены, то навсегда вернусь домой.
— А кто присматривает за вашим ребенком?
— Муж и его родители. Практически каждый день звоню домой, чтобы узнать, как они поживают. В конце недели отпускают домой на один день, я занимаюсь накопившимися домашними делами, провожу время с ребенком.
В актовом зале около двадцати юношей и девушек брали уроки уйгурского танца.
Осиё (учитель танца):
— Живу в Вен Су. Трижды в неделю приезжаю сюда, чтобы провести занятия по уйгурскому танцу. У меня 300 учеников. С ними я занимаюсь на протяжении года. В будущем они запросто смогут работать в каком-нибудь ансамбле танцорами.
Гулбустон:
— Слышала, что тот, кто не читает намаза, попадет в ад. От одного ахуна научилась читать намаз. Потом заставила читать и старших сестер. А затем и друзей. И тогда наш сосед донес на меня в кадр. Со мной провели беседу, разъяснили, что к чему. И тогда я поняла свою ошибку. Сюда я пришла по собственному желанию.
Патигулислом:
— Мне 27 лет. У меня есть ребенок. Мой муж показал мне разные ролики на своем телефоне. Показал женщин в хиджабе. И тогда я невзлюбила ханов. Затем меня вызвали в кадр для беседы. Я поняла свою ошибку. С мужем развелась. Вот уже полтора года, как я нахожусь здесь. В этот раз я сдам экзамены, потому что училась хорошо.
Абдухалим:
– Восемь месяцев, как я здесь. У меня трое детей. Я крестьянин. У нас ореховая роща. Дочери исполнилось 8 лет, однако я не отдал ее в школу. Хотел, чтобы она помогала по хозяйству. Я попал под нездоровое влияние. Со мной побеседовали, разъяснили. Дочь стала посещать школу. Сюда я пришел по собственному желанию, хотел очиститься от религиозных представлений, засевших в моей голове.
— Кто же теперь смотрит за садом, на что живет семья?
— Жена справляется. Если нам станет совсем тяжело, то у нас есть государственные детсады, и детей могут забрать туда. Но, пока жена справляется.
В одном из помещений мы неожиданно стали свидетелями интересной картины. Порядка 30-35 воспитуемых занимались живописью. Я подсел к парню, рисующему пейзаж – один из прекрасных видов Синьцзяна.
— Меня зовут Маматали. Сюда я прибыл 8 месяцев тому назад. Согласно профессиональному направлению, обучаюсь живописи. В молодости занимался рисованием, но не обучался этой профессии. Стоило мне встретить подвыпивших, особенно пьяных ханов, как начинал раздражаться. Мне хотелось побить их. Люди, заметившие мою реакцию, сообщили в кадр. Понял, что я был не прав. Я попросил их перевоспитать меня…
— Эти не совершали преступлений, предусмотренных законодательством Китая. Если бы они совершили преступление, то их отправили бы не в центры, а в тюрьму, — говорит Тянь Вен. – Мы перевоспитываем тех, у кого в сознании зарождаются экстремистские идеи. С тем, чтобы предотвратить укрепление неустойчивых еще идей и развитие их в экстремизм. А от него и до радикализма недалеко. Таким образом, мы предупреждаем перерождение человека в террориста. Знаете, сколько средств государство расходует на эти мероприятия?
Организация центра в каждом уезде, создание условий для проживания, обучение профессии, которое позволит зарабатывать на жизнь, обучение основам законодательства, достижение капитального изучения ими государственного языка – китайского языка, но, самое главное, очищение сознания от чуждых экстремистских идей, не говоря уже об охране здоровья, полноценном трехразовом питании, обеспечении безопасности… Как вы думаете, для чего расходуется столько средств? Для сохранения мира! Прогресс там, где мир. Это – выбор Китая ради обеспечения мира!
Когда экстремизм перерождается в терроризм? Возможно, одной из причин превращения человека в террориста кроется в нужде? В нужде в рабочем месте, достойном доходе, обществе, где закон в приоритете. В случае отсутствия хотя бы одного из этих условий найдутся восполняющие их силы.
В Афганистане на протяжении десятилетий не прекращаются террористические акты. США, и те признались в своем бессилии остановить вооруженные столкновения в этой многострадальной стране. И они, США, действительно бессильны, поскольку Афганистану нужен мир. А мир предполагает наличие рабочих мест, рынка труда, производственных предприятий и, обязательно, верховенство закона. Что из перечисленного есть сегодня в Афганистане? Китай никогда не допустит превращения Синьцзяна в Афганистан, Сирию или Ирак.
Мировое сообщество не должно основываться на заключениях западных СМИ, имеющих односторонний подход к этому вопросу и освещающих проблему, мягко говоря, необъективно. В центрах, в которых нам довелось побывать, мы не увидели колючей проволоки. В каждом учреждении есть комната для переговоров по 20-ти телефонным аппаратам. Воспитуемые в любое время могут свободно поговорить с членами своей семьи.
Если первое время обитатели центров носили одинаковую одежду, то теперь каждый ходит в той одежде, в которой хочет. Выбор рекомендованных 15 профессий – свободный. Предоставлена возможность раз в неделю съездить домой, навестить семью. А теперь ответьте: можно назвать такой центр тюрьмой или же лагерем?
Возможно, кому-то не понравится эта статья. Однако я написал лишь о том, что увидел собственными глазами, привел слова и мысли своих собеседников. Журналист не судья. Он не вправе выносить приговор или принимать решение. Но он обязан объективно освещать действительность. А делать выводы – приоритет читателя.
Мухаммаджон Обидов, заслуженный журналист Узбекистана
02.08.2019
